|
Мария Нестерова , «Украина.ру» – ukraina.ru 19.05.2023, 05:00
© Facebook* (*деятельность Meta по реализации Facebook запрещена в России как экстремистская) / Игорь Шатров / Платон Беседин интервью
Покушения украинских и западных спецслужб на лидеров общественного мнения в России, в частности, заставляют задуматься о том, насколько в России недооценена роль интеллектуалов и идеологии.
Об этом в интервью изданию Украина.ру рассказал писатель, публицист Платон Беседин.
— Платон, мы с вами записываем интервью уже после Дня Победы. В этом году вокруг праздника было очень много опасений, но, к счастью, никаких провокаций не произошло. В обществе была активная дискуссия вокруг решения не проводить Бессмертный полк. А, кроме того, буквально накануне праздника было совершено покушение на писателя и добровольца Захара Прилепина. Можете прокомментировать все эти события?
— Касательно Захара Прилепина: мы, безусловно, должны понимать, что главная задача украинских террористов – это не просто ликвидация так называемых лидеров общественного мнения. Они поставили своей задачей запугать население, показать, что, если ты придерживаешься определенной позиции, ты либо будешь ликвидирован, либо – так или иначе пострадаешь.
Это такие красные огни – в буквальном и переносном смысле: красные – и предупреждающие, и кровавые, – для тех, кто хочет стать на нашу, правильную сторону. Тут есть один любопытный момент, о котором не так много говорят. Смотрите, покушение на [Александра] Дугина. Да, понятно, что убита Даша Дугина, я ее знал – замечательная, образованная, интеллектуальная, прекрасная девушка. Потом убили Владлена Татарского [Максим Фомин], и вот, попытались ликвидировать Прилепина.
Мы точно должны понимать, что, как бы они не открещивались, но западный след здесь есть. Так вот, для Запада и Украины все эти фигуры являются фигурами системоопределяющими, базирующими наше российское сознание.
Но насколько эти люди реально в повестке определяют курс?
— Насколько?
— Например, роль Дугина со стороны – на Западе видится гораздо больше, чем он реально оказывает влияние внутри России. На Западе он постоянно входит в сотку мыслителей или интеллектуалов мира, то есть там он имеет гораздо более высокий статус, чем в самой России. В этом мне видится определенная трагедия.
В этой связи я рассматриваю эти покушения, помимо политической истории — потому что это терроризм чистой воды, — помимо социальной, моральной, есть еще и другая сторона вопроса — интеллектуальная. В России должна возрастать роль интеллектуалов, мыслителей. Грубо говоря, ореол Дугина на Западе должен был равен его ореолу в России, как минимум, а, может быть, еще и выше, сильнее.
Что нам сейчас необходимо помимо хорошего оружия, помимо слаженной работы ВПК [военно-промышленного комплекса], четких команд на фронте? Нам необходима генерация новых идей и смыслов: ради чего все это? Для чего, почему?
Ведь в русской культуре: в России, в советской России, имперской России роль этих доктринеров, людей, определяющих вектор и направление народа и страны, всегда являлись мыслители. Если мы берем идеологические программы, нам их завещали и Владимир Соловьев – философ, и [Фёдор] Достоевский, и [Лев] Толстой, и так далее.
На мой взгляд, роль интеллектуалов в России сегодня недооценена. Под интеллектуалами я понимаю истинных интеллектуалов, а не тех, которых нам всякий раз пытаются подсунуть.
— В категорию истинных интеллектуалов вы отнесли Александра Дугина. А кого еще? Должны ли быть среди них разные мнения, дискуссия?
— Я не хочу привязываться к персоналиям, потому что мне сейчас скажут, что я кого-то не вспомнил, но я не против, чтобы шли дискуссии, например, между Дугиным и Борисом Межуевым. То есть, есть люди, и их много, которые реально продуцируют смыслы. В свое время был и [Эдуард] Лимонов, сейчас есть Максим Соколов. Просто необходимо выводить их в первый ряд, я очень хочу подчеркнуть эту мысль. А те люди, которые сейчас выполняют роль экспертов, они, если сказать помягче, пережевывают уже 57 раз пережеванное.
Теперь касательно Девятого мая. У философа [Андрея] Ашкерова была такая блестящая формула, что Девятое мая – это наша "гражданская Пасха". На мой взгляд, для русского человека – метакультурно – есть две важнейшие точки: православная Пасха и Девятое мая. Это два дня, когда свет победил тьму. И, конечно, Девятое мая для нас является не просто праздником "со слезами на глазах", для нас это – точка сборки, то что нас всех собирает воедино, делает нас целостными.
Поэтому на протяжении огромного количества лет всякие структуры – и внутри России, и вне России, но понятно, что все они контролируются одним центром – сидящем на "граде на холме", они пытаются опорочить, дискредитировать, снизить градус Дня Победы для нас. Будем реалистами, в чем-то их усилия имели успех.
Однако, на мой взгляд, на это Девятое мая мы столкнулись с тем, с чем столкнулись на Пасху во время ковида. Я нигде не встречал эту мысль. Помните, была очень серьезная дискуссия? Тогда была Пасха, уже началась пандемия, храмы закрывались, и очень многие люди думали, идти ли им в храм на ночную Литургию? Многие мои знакомые задались этим вопросом.
Тоже самое было и сейчас. Например, в моем родном Севастополе тоже есть угрозы: как раз незадолго до Девятого мая была атака беспилотников, когда загорелась цистерна. И это тоже важно: так громко звучала эта история, все меня спрашивали, все говорили о разгоревшейся цистерне, но, на самом деле, мы должны понимать, что атаки на Севастополь идут постоянно и 99% отражается. Работа ПВО в Крыму освещается очень мало.
И это тоже вопрос нашей методологии: мы как-то очень мало и невнятно говорим о собственных достижениях и победах. Западная культура совершеннейшую глупость, ересь, абсурд и безумие представляет, как свое достижение. Что далеко ходить, вот пример: во время Крымской войны знаменитое сражение в "Долине смерти". Там погиб весь цвет английской кавалерии из-за глупости, из-за ошибки лордов, потому что они переругались между собой. И что они из этого сделали? Бесстрашные кавалеристы пошли в атаку, [Альфред] Теннисон написал поэму, два фильма сделали: один черно-белый, другой цветной, и один из них Оскар получил, группа Iron Maiden написала песню The Trooper – то есть они воспели это как подвиг.
А у нас, когда мы чего-то добьемся – все очень скромненько, сухой цифирью. Поэтому и День Победы у нас в сознании масс составлен не столь полнокровно, как следовало бы. Хорошо, если в семье есть ветераны. У меня дед прошел от Сталинграда от Штеттина – это почти под Берлином, поэтому я о войне знал все. Моей настольной книгой были "Шаги Великой Победы", и это часть меня. А если в семье такого ветерана не было – потому что многие погибли… Доносить нужно: не казённым языком, а полно, ясно, красиво, эффектно даже наши победы.
Важная тема – Бессмертный полк. Мы столкнулись с этим вызовом: идти на Литургию в Василия Великого в ковид, или не идти? Многие пошли. И сейчас была похожая ситуация. Но я хочу сказать, что Бессмертный полк – это лучшее, что было рождено в недрах нашей замечательной метакультурной страны. Я считаю, это главное наше социальное достижение в истории новой России. Мой дед был жив, ушел всего год назад, поэтому я не ходил с его фото, но я ходил – и в Москве, и в Севастополе, и чувствовал эту связь поколений, как живые идут вместе с павшими, и что эти люди – бессмертны. В этом нет никакого пафоса.
И в этом году многие люди, так или иначе, поучаствовали в Бессмертном полку: были разные мероприятия – поэтические вечера, концерты, и многие люди пришли с фотографиями своих дедов, и это тоже было очень важно.
— В контекст Дня Победы, хочу спросить Вас о кино. Существует дискуссия о современном российском кино, посвященном ВОВ: некоторые фильмы ругают за исторические фальсификации (например, "Зоя" Леонида Пряскина и Максима Бриуса, или "Девятаев" Тимура Бекмамбетова и Сергея Трофимова); другие фильмы критикуют за то, что, в погоне за современностью, многие уходят слишком далеко от привычной эстетики, быта, атмосферы тех лет (например, фильм "Т-34" Алексея Сидорова); и, конечно, встречается очень много штампов – зачастую откровенно антисоветских. Из них, в первую очередь, приходит на ум то, что все, что связано с пограничными войсками и НКВД показано однозначно в негативном ключе. Довольно распространенное мнение: фильмов о войне выходит много, но они – некачественные. Что вы об этом можете сказать?
– [Владимир] Ленин сказал, что кино и цирк – важнейшие из искусств. Цирк отбросили – осталось кино. Наши американские партнеры осознали это великолепно.
Но мы должны понимать, что первыми кино сделали инструментом государственной идеологии большевики. Уже в конце 10-х годов-20-х. и в 30-е годы уже кино стало частью идеологии. Потом Великая Отечественная – в мире – Вторая Мировая – и Голливуд понимает, что соцреализму нужно противопоставить нечто другое. И тогда рождается то, что называется концептуальным искусством, концептуализмом. Голливуд становится флагманом этого западного масскульта, как части мощнейшей идеологической пропаганды.
Такие фильмы как "Спасти рядового Райана" – замечательнейший фильм [Стивена] Спилберга с Томом Хэнксом – он сделал для восприятия мировой истории в сознании масс в десятки, а может и в сотни раз больше, чем любой учебник истории. Это замечательное кино, оно сделано гениально: мы сопереживаем этому несчастному солдату, но за этим мы отбрасываем другие смыслы – о том, что мы сопереживаем американскому солдату, о том, что американский солдат – это и есть Америка, и она всех спасает. И, как вы помните, русских там вообще нет – они вырезаны из контекста.
Что делал Советский Союз? Снимал хорошее кино. То, что вы сказали – явления несколько устаревшие, но частично это правда. Российское кино стало частью рынка. И наш рынок искусства был нерегулируем, грубо говоря сказали: пусть цветут все цветы, и государство не занималось этим.
Но так не бывает. Обязательно придет свой садовник, и направит все своей рукой. В результате мы получили кино, которое не просто бездарное, но оно и идеологически вредное. Оно снималось для того, чтобы развенчать святость Победы.
Потом пришло в это государство, и сказало: нет, так нельзя, нужно воспитывать, спасать положение, и стали вбухивать огромные средства именно в кинематограф. Но тут встал второй вопрос: а как сделать хорошее кино? Мало дать денег, нужно иметь талант, умение.
Тут стали обращаться к опыту советского кино. Но я вам, например, говорю такие имена: Юрий Никулин, Иннокентий Смоктуновский, и вы мне говорите: это великие актеры. Я вам говорю такие имена как: [Юрий] Бондарев, [Даниил] Гранин, и вы мне говорите: это великие прозаики. Я вам говорю такие имена как: [Борис] Слуцкий, [Александр] Твардовский, и вы мне говорите: это великие поэты. Но что их всех объединяет? Они были фронтовиками. Они все знали, что такое война. И многие режиссеры, которые снимали кино о Великой Отечественной войне – они были пропитаны войной, или прошли ее сами, или знали тех, кто прошел.
У Вадима Кожинова есть такая замечательная фраза, что фронтовая поэзия написана не о войне, а она написана войною. И вот лучшее кино, снятое о великой Отечественной войне – оно сделано войной, вот в чем фокус.
Есть, конечно, исключения. Я считаю, что один из гениальнейших фильмов – "Иди и смотри" [Элема Климова]. Сейчас такого нет, банально не умеют снимать.
Плюс – исторические штампы, вы правильно сказали. Из банального: НКВД – это злые, кровавые чекисты, какие-то женщины с губищами, которых не могло быть на той войне, и так далее. То есть – неправдоподобная реальность. От этого стали пытаться отказываться. Вы уже назвали плохие примеры, а давайте приведем хорошие. Элемент положительных перемен он, все-таки, наблюдается.
Я бы хотел выделить такую хорошую, замечательную ленту, как "Брестская крепость" [Александра Котта]. Это лента, по-моему, 2010 года. Это очень достойная, хорошо сделанная, без штампов… Хотя и там есть ошибки: в конце говорится, что герой был репрессирован, хотя этого и не было. Но на фоне черного, тлетворного фона, конечно, "Брестская крепость" выделяется. Это кино, которое заставляет задуматься, и оно – современное. К сожалению, старое кино молодые люди не воспринимают – темпоритм, операторская работа, и все прочее.
И, ближе к нашей реальности, недавно два фильма сняли: "Нюрнберг" [Николая Лебедева] и "Праведник" Сергея Урсуляка. Оба эти фильма объединяет то, что над ними явно работали, привлекали специалистов, старались учесть все ошибки. Это уже не то кино, которое было 5-6 лет назад.
Но что мы видим в "Нюрнберге"? Отмечу одну любопытную особенность. Как там показаны нацисты? И как там показаны наши советские люди? Такое ощущение, что это люди с разных планет, даже люди из разных миров. Мы видим несколько растерянных, не слишком даже эстетически привлекательных советских граждан, и мы видим титаноподобных, вышколенных, прекрасно разбирающихся в искусстве нацистов. Конечно, в конечном варианте, это вышколенное зло проигрывает, но оно не перестает от этого терять собственную привлекательность. Ведь нацистская эстетика она очень живуча в кинематографе, она нравится многим режиссерам.
Понятно, что это кино – не об историческом процессе. Понятно, что исторические события там – фон для некой драматической истории. Как правильно делать? Ты через личностную драматическую историю показываешь трагедию народа или исторический контекст. Классический пример это – "Севастопольские рассказы" [Толстого]: то есть через личную историю мы видим трагическую и героическую историю города, страны.
В "Нюрнберге", к сожалению, это процесс, это колесо истории становится колесом обозрения, на котором, плача или улыбаясь катятся наши замечательные герои. Мне это не очень импонировало. Ну, и это нацистское превосходство. Нацизм ведь в целом построен на идее ложного превосходства. Подчеркиваю, ложного. А тут они явно доминировали внешне. Это неправильно. Опять же, в "Иди и смотри" – хрестоматийном шедевре – там нацисты показаны другими. Там нет этой вышколенности, есть чудовищный оскал.
— Я помню, у украинского советского писателя Юрия Яновского, который был одним из корреспондентов на Нюрнбергском процессе, есть сборник очерков оттуда "Письма из Нюрнберга", и он там рефлексирует этот вопрос. О том, что странно оскорблять людей по внешности, но подсудимые нацисты кажутся ему жалкими, некрасивыми, с какими-то физическими изъянами.
— Вот, а у нас – куда ни плюнь, хотя я и утрирую, но нацист – это такой мужчина, высеченный из скалы, который разбирается в искусстве великолепно, любит классическую музыку, любит [Яна] Вермеера, любит живопись нидерландских мастеров. Но не так это было, они были разными. Не было там никакого сверхчеловека.
А касательно фильма "Праведник": я в этом фильме увидел, прежде всего, очень хорошие актерские работы. Там играют Александр Яценко и Евгений Ткачук, и мне понравились их работы. Это, знаете, прямо хороший фильм. И это актерские работы, а не просто люди в кадре что-то изображают, как Данила Козловский в фильме "Чернобыль" – весь фильм с одним лицом.
Этого мне не хватало в кино, и в кино о войне в частности. И еще, хочу отметить: в "Севастопольских рассказах" есть такая фраза: "герой моей повести – правда". Я не могу сказать, что герой этого фильма – правда, но в этой ленте я вижу живых людей. Не схемы, функции как в "Нюрнберге", а живых людей. Режиссер позволяет мне сделать выбор, кому сопереживать. Эти вещи не всегда стандартны в современном кино.
— Еще в одном вопросе я хотела бы вас попросить поразмышлять на такую тему: мы много говорим о непрекращающейся войне с памятниками – и на Украине, и в Восточной Европе, и в Прибалтике, но есть и противоположные ситуации. Расскажу две истории: мой коллега в Киевской области недавно, уже после Майдана и объявленной декоммунизации, обнаружил в лесу монумент погибшим красноармейцам – вычищенный до блеска, с цветами, ухоженный.
И еще одна ситуация: в другом украинском крупном городе в самом центре, напротив детского парка стоит бюст советскому летчику, который погиб на этом месте. Так вот, по сей день, каждый день в теплое время года у бюста появляются свежие цветы. Мы много говорим о тех, кто громит, но, может быть, вы можете сказать об этих людях, которые сопротивляются?
— Смотрите, что важно. Памятник – какая бы это ни была банальная вещь – от слова "память". А память – это одеяло, которым мы укрываемся, когда нам холодно. Память ведь хранит не только ужасы, но и тепло.
Я вам расскажу историю в ответ: мы снимали документальную ленту об оккупации Крыма и поехали в Васильковскую балку – это Зуя, поселок городского типа. Там в краеведческом музее есть такой Сергей Колосюк – поисковик. Я его попросил показать места захоронения, мы сели в его "Ниву", и поехали. А перед этим шли дожди, и мы ехали так, что машина была наполовину наполнена водой, этот автомобиль дрожал, пыхтел, я молился половину дороги. Еще три или четыре километра мы шли пешком по горным ручьям этим, ставших реками. И вот, мы приходим, и я вижу мемориал: памятник – ухоженный, в лесу, в балке, куда доехать практически невозможно.
Люди занимались тем, что поднимались, искали останки убитых там партизан, и потом сделали этот мемориал. Я увидел в этих людях, что они не просто оберегают память, но они протягивают связь мертвых и живых – то, что мы говорили о Бессмертном полку. Они становятся этой нитью.
И есть же христианское учение о том, что земля стоит, пока на ней остаются праведники. Я думаю, что и то, что я вам рассказал, и те случаи, которые вы мне рассказали – они рассказывают если и не о праведниках, то о подвижниках. Потому что люди, которым установлены памятники – совершили подвиги, но те, кто заботится о них, те, кто сохраняют память, они тоже совершают подвиг. Особенно, если мы говорим об украинских реалиях, где за то, что ты принес цветы, тебя могут скрутить и отправить хрен знает куда, в лучшем случае, на 3-4 дня. И, конечно, эти люди совершают подвиг.
Я думаю, эти люди понимают, что, если оборвать эту нить – соединяющую прошлое и настоящее, а по факту – тянущуюся в будущее – может вообще все кончиться. И, конечно, это сопротивление – сопротивление абсолютно чудовищному, бесчеловечному, нацистскому и постмодернистскому режиму. Ведь там нацизм и постмодернизм слились воедино, но это тема отдельного разговора. И еще это сопротивление тому, что называется энтропией – то есть вот этой разрушительной силе мира, которая пытается все уничтожить, все перемолоть, и превратить человека в раба. Это люди, которые сопротивляются злу.
Мария Нестерова
|
